— Просто не слишком люблю эту игру. — Он отпил ликера и поставил бокал. — Ну что, начнем?

Мэри хотела язвительно поинтересоваться, какие же игры он предпочитает, но вовремя вспомнила, что таким путем друзей не заводят. Если она хочет подружиться с герцогом, надо быть с ним мягкой и ласковой.

Играл герцог и вправду не слишком хорошо: он, конечно, знал, как ходят фигуры, но этим его познания и ограничивались. С первых же ходов он повел свою армию в атаку — и немедленно лишился слона и двух коней.

Но вскоре насмешливая улыбка Мэри сменилась невольным восхищением. Уэстермир быстро учился: он оценил ситуацию на доске, учел свои ошибки и вновь повел деревянных солдат в отважную, хоть и безнадежную атаку.

Впрочем, перевес сил был не на его стороне. Как ни жаль было Мэри ставить ему мат, ничего другого ей просто не оставалось.

Герцог Уэстермир застыл, словно статуя, как-то странно глядя на доску.

— И что, на этом игра кончается? — спросил он наконец.

— Нет, если вы найдете способ спасти короля, — мягко ответила Мэри.

Не поднимая головы, герцог сгреб фигуры с доски и начал расставлять их заново.

— Вы выиграли, мисс Фенвик. Попробуем еще раз.

Мэри уже начала жалеть, что предложила ему сыграть в шахматы. Она надеялась, что они будут сидеть за столом, лениво переставляя фигуры, вести беседу и постепенно становиться все ближе друг к другу, а вместо этого игра превращалась в какую-то шахматную дуэль.

Отец Мэри часто сравнивал шахматы с войной, но только теперь, сойдясь в поединке с Домиником де Врие, двенадцатым герцогом Уэстермиром, Мэри поняла, насколько справедливо это сравнение. Уэстермир дрался всерьез. Его кони мчались по доске, грохоча копытами, боевые слоны сметали все на своем пути, а за ними под прикрытием ладей стройными пехотными рядами продвигались пешки.

Мэри не привыкла к такому стилю игры — герцог поставил ее в тупик. Ее белоснежные воины бестолково метались по доске: противник вынуждал их делать ходы, которых не одобрил бы ни один опытный шахматист. На доске царил хаос — и самое ужасное, что Уэстермир выигрывал!

Не прошло и получаса, как король Мэри оказался в ловушке.

— Так-то лучше! — довольно заметил герцог Уэстермир и расставил фигуры для следующей партии.

— Так нельзя играть! — запротестовала Мэри. — Вы, кажется, полагаете, что ваша цель — взять как можно больше фигур противника! Но так не делается! Смысл игры в том, чтобы достичь победы как можно более экономными средствами…

— Моя цель, — блеснув глазами, ответил герцог, — в том, чтобы победить. А какими средствами, мне неважно. — И добавил самым небрежным тоном: — Кстати, я уже заказал мадам Розенцвейг свадебное платье для вас. Думаю, вам пойдет розовое.

«Он меня провоцирует, — поняла Мэри. — Не поддамся!»

— Я, ваша светлость, — начала она спокойно, делая первый ход, — придерживаюсь того мнения, что там, где есть дружба, уважение и взаимное влечение, брак не нужен.

Герцог преградил путь ее пешке своим конем.

— Не будьте дурочкой, моя дорогая, и прекратите цитировать эту свою Уоллстонкрафт. Считайте, что вам повезло. Знаете, сколько женщин в Лондоне мечтают выйти за меня замуж? Маменьки буквально навязывают мне своих дочерей. Я бы взял вас в любовницы, но, к сожалению, мне нужны законные дети, а не полный дом ублюдков, пусть даже и прехорошеньких.

Он был наказан за дерзость — Мэри немедленно взяла его слона, и черный король оказался под шахом.

— Едва ли вы, сэр, добьетесь моей дружбы и уважения, — выпалила она, — если будете разговаривать со мной в таком тоне! «Взять в любовницы», «полный дом ублюдков»! Очень красиво, нечего сказать!

— Вам, голубушка, не нравится мой тон? А мне не нравятся ваши идиотские принципы, и… — Он вдруг замолк и подозрительно уставился на доску. — Что это вы сделали? Разве король так ходит?

— Это называется рокировка, — спокойно объяснила Мэри. — Малайский прием, мне его показал отец…

— Малайский? — перебил ее герцог, вскочив так резко, что опрокинул кресло. — Что за чушь вы несете! Шахматы — индийская игра!

«Ему меня не разозлить, — как заклинание, мысленно повторяла Мэри. — И не запугать».

— Помимо индийских шахмат, которые привились в Европе, — невозмутимо начала она, — существуют шахматы японские, китайские, малайские. Рокировка заимствована из малайских шахмат: на Востоке она называется…

— Я не знаю, как это называется на Востоке, — взревел герцог, бросаясь к дверям, — но мы в Англии это называем мошенничеством!

Мэри вскочила и побежала за Уэстермиром, но столкнулась с ним в дверях. Он тащил из большой комнаты лестницу — очевидно, для того, чтобы найти какую-то книгу на верхних полках.

Мэри подбежала к лестнице и ухватилась обеими руками за нижнюю перекладину.

— Как вы смеете обвинять меня в мошенничестве? — закричала она, задрав голову.

Герцог был уже в нескольких футах над ней. Он рылся в книгах по теории шахматной игры, торопливо их просматривал и в бешенстве швырял одну за другой на пол.

— Ваша обидчивость меня удивляет, мисс Фенвик! — прорычал он, швыряя вниз очередной толстый том. Книга едва не ударила Мэри по голове. — Разве не вы залезли ко мне в карету и пригрозили, что обвините меня в изнасиловании, если я не отдам все свое состояние на какие-то ваши идиотские цели? О спектакле с раздеванием я уж молчу, — гневно продолжал он. — А вот вашу подругу в мерзком полосатом пледе и ваши с ней разговорчики буду помнить до конца жизни!

С охапкой книг в руках герцог начал спускаться, и Мэри поспешно отступила в сторону.

— Что же удивительного, если я допускаю, что вы мошенница не только в жизни, но и в игре! — рявкнул он напоследок.

Мэри открыла рот и снова закрыла его, не в силах произнести ни слова.

Уэстермир бросил книги на стол и начал перелистывать их в поисках сведений о рокировке. Мэри готова была поколотить себя за то, что сделала этот проклятый ход! Она знала, что правила его позволяют, но на то, чтобы найти подтверждение этому в учебнике по шахматам, у герцога уйдет вся ночь. А если его учебники устарели, он не найдет ничего и останется в убеждении, что Мэри пыталась его обмануть!

Но еще тяжелее было сознавать, что Уэстермир говорит чистую правду. Она ведь в самом деле влезла к нему в карету, перед всем честным народом разорвала на себе платье и пыталась выманить у герцога деньги шантажом. Разумеется, ради благой цели — но герцог ухитрился так это подать, что Мэри и вправду почувствовала себя последней мерзавкой.

Неудивительно, что он заподозрил ее в обмане!

Мэри села за стол и, подперев голову руками, грустно смотрела, как герцог роется в книгах. Надежды на мирный вечер и дружескую беседу таяли с каждой секундой. Если так пойдет и дальше — не скоро, ох, не скоро Уэстермир проникнется к ней уважением и доверием!

— Нет здесь никаких малайских шахмат, — проворчал он, откладывая очередную книгу. — И о китайских и японских тоже ни слова.

Мэри мрачно молчала. Ей вдруг бросился в глаза упрямо выдвинутый подбородок герцога и длинные, по-девичьи пушистые ресницы.

И вдруг странное, ни на что не похожее ощущение пронзило ее с головы до пят. Что-то похожее она чувствовала в тот день, когда ее едва не заставили мыть больному герцогу ноги. Сейчас он не смотрел на девушку, вообще не обращал на нее внимания — и все же его могучее мускулистое тело посылало ей все те же чувственные сигналы, которые невозможно было не замечать.

Мэри задрожала всем телом. Ее бросало то в жар, то в холод, мысли путались, над ними царило одно желание — прикоснуться к нему, погладить по чисто выбритой щеке, провести пальцами по крепкой, заманчиво широкой груди, а потом, потом…

В следующий миг к Мэри вернулся рассудок. Жар ослабел, мысли стали яснее. Она перевела дыхание.

Что это с ней? Сомнений нет — физическое влечение к мужчине, то самое, о котором она столько читала, но ни разу еще не испытывала в реальной жизни.